Последний акт трагедии – казнь, противоречия в фактах.
Евреи почти не знали распятия как вида смертной казни: оно не входило в перечень мер, разрешенных их законом… Правда, существует стих в книге пророка Наума: «Вот молодой лев, вершивший отмщение… и распял всех в один день. Такого еще не случалось в Израиле, ибо написано: «Проклят перед Богом всякий распятый на дереве и (потому) не оскверняй земли твоей, которую Господь Бог твой дает тебе в удел» (Второзаконие, 21: 23). «Молодой лев» - это, видимо, знаменитый еврейский царь-полководец Александр-Яннай, приверженец учения цдуким (саддукеев): по рассказу Иосифа Флавия, он приказал казнить восемьсот законоучителей-фарисеев вместе с их женами. Фарисеи были распяты, а жены «умерщвлены перед их глазами». Флавий полагал, что царь умышленно выбрал распятие как способ казни, чтобы умирающие раввины видели, как на их глазах издеваются над женами и детьми. Характерно, что казнь была воспринята народом как неслыханное в истории Израиля и противоречившее еврейским законам и обычаям злодеяние.
У римлян же напротив распятие считалось унаследованным от древних предков и самым жестоким, самым страшным видом казни. Церемониал казни начинался с избиения осужденного бичами. Потом на избитого возлагался тяжелый крест, его руки прибивались или привязывались к кресту, и он должен бы дотащить до места орудие своей смерти. Шел он туда совершенно голым, толпе предписывалось издеваться над ним по дороге (так называемый «воспитательный элемент наказания»). Умирание длилось долго, поэтому, в зависимости от решения властей, его либо прибивали гвоздями к столбу, если они хотели продемонстрировать снисхождение, либо привязывали, если желательным считалось усилить смертные муки. Йешуа скончался, как считалось, очень быстро - через шесть часов, многие же висели, умирая, по несколько суток. Хищные птицы выклевывали им глаза, дикие звери подкрадывались ночами и рвали еще живое тело. Дополнительная и крайне жестокая по понятиям тех времен мера наказания – отказ от погребения тел преданных смерти через распятие: их обычно оставляли на растерзание хищникам.
Тацит рассказывает, что в римском сенате нашелся сенатор-гуманист, предложивший отменить этот вид казни: «Преступника следует подвергать не тому, чего он, возможно, заслуживает, - цитирует историка Х. Коэн. - Просвещенный правитель и свободный от предрассудков сенат должны заменить это наказаниями без жестокости, не покрывая позором наше поколение». То есть даже в те времена находились люди, питавшие отвращение к такому виду казни и в самом Риме. Тем не менее, в Иудее, в частности, казнь применялась весьма широко. В 4-м году н. э. прокуратор Вар распял две тысячи еврейских повстанцев в горах около Иерусалима. Один из преемников Пилата, Квадрат, тоже исполнил массовые распятия зелотов, «повстанцев-ревнителей». Еще один прокуратор, Феликс, распинал не только повстанцев, но и их соучастников: было распято примерно 3600 человек. Что уж говорить о будущем императоре, «милосердном Тите», который в 70 г. ежедневно распинал возле Иерусалима примерно по пятьсот человек. Иосиф Флавий свидетельствует: «Не хватало места для стольких крестов и не хватало места для стольких тел».
…После этой краткой исторической справки вернемся к сюжету – к распятию Йешуа. Он, видимо, обладал удивительным даром влиять на мучителей.
Да, римские солдаты издевались над ним, плевали на него, били по щекам… Но – что-то произошло и с ними, с грубыми палачами, как-то и на них воздействовала личность этого рабби. Ибо дальше процедуру казни воины исполняли с невиданной для них мягкостью. Да, его бичевали, но не с той звериной жестокостью, какой славились римские палачи: ни один из евангелистов не описывает рубцов, кровоточащих ран, следов жутких побоев, которые считались нормой при таких экзекуциях. И - оставили его одетым по пути на казнь – вопреки обычаю. Снятую с него одежду они разыграли между собой (это считалось их гонораром за работу) уже перед прибиванием тела к кресту (передано с удивительной точностью: Иоанн отметил даже, что хитон был тканый, а не более дорогой – шитый…). Ему на плечи после суда взвалили крест, как положено, но не прибили его сразу к рукам, даже не привязали – он его обхватил и нес. И когда упал под тяжестью (видать, не был физически сильным) – легионеры не стали соблюдать букву закона в исполнении приговора, просто они остановили первого попавшегося по дороге еврея и заставили помогать смертнику. Флюссер, как вы, может быть, помните, расценил это как некую трудовую повинность – мол, схватили первого попавшего под руку паломника и заставили нести крест вместо страдальца, кто должен был по закону это делать. Но вряд ли можно сомневаться: любой единоверец помог бы смертнику, которого вели на казнь угнетатели-язычники.
И прибили его руки и ноги на месте казни гвоздями, а не привязали их веревками. Гвозди вызывали кровотечение, это ускоряло кончину (а ведь в продлении смертных мук заключалась «сверхзадача» этой казни). И ему было разрешено выпить особый напиток, вызывавший дурноту и помрачавший сознание – опять-таки, чтобы поменьше мучился на кресте! Но он отказался воспользоваться милосердием палачей...
Когда же сказал с креста – «жажду», ему поднесли губку с уксусом. «И наложив на трость, дал ему пить» (Мк 15: 36). То есть дали не воду, способную утолить жажду, не вино, затуманивающее сознание. По поверьям евреев, уксус ускорял приход смерти. «Люди, давшие уксус Иисусу, - пишет Х. Коэн – считали, очевидно, что этот напиток лишит его страданий и принесет скорый покой» (64).
И еще: Пилат разрешил ускорить смерть распятых. Разбойникам перебили голени. Перебивание голеней, как понятно читателям, не было дополнительной пыткой – это считалось актом милосердия: вытекала кровь. Коэн приводит исторические примеры подобного милосердия: Август приказал перебить голени своему распятому секретарю, обвиненному в разглашении государственных секретов, а император Тиберий приказывая распинать мужчин, отказавшихся быть им обесчещенными, но в виде милости разрешал перебивать этим гордецам голени.
Для Йешуа подобная милость Пилата оказалась ненужной – он умер раньше нее. Тогда в него – для верности, видимо? - ткнули копьем.
…Х. Коэн полагает, что описание казни Иисуса подгоняли под библейские пророчества: это делало казнь новым свидетельством Божественной миссии.
Вот примеры такой «подгонки» - по его книге. Автор, считает невозможным и нелогичным, что собравшаяся толпа глумилась над Йешуа – иначе зачем бы вскоре евреи шли просить у прокуратора разрешения ускорить казнь или хоронить казненных. И то, и другое было выражением сочувствия и сострадания к казнимым. Согласно Евангелию от Матфея, глумление выражалось в том, что окружающие говорили: «Уповал на Бога? Пусть теперь избавит его, если Он угоден Ему» (27:43). Но ведь этот текст почти буквально совпадает с предсказаниями древних псалмов: «Все, видящие меня, ругают меня, говорят устами, кивая на меня: «Он уповал на Господа – пусть избавит его, пусть спасет, если он угоден Ему» (Псалтирь, 21 8:9). Потому Коэн считает, что текст из Псалтиря и породил как следствие этот эпизод из Евангелия, а не наоборот…
То же толкование он прилагает к факту, что римлянам не дано было перебить голени у Йешуа: «Ибо сие произошло, да сбудется Писание: «Кость его да не сокрушится» (Ин 19:36). Почему это было важно? По еврейским верованиям, только «агнец без порока» (Исход 12:5) может быть принесен в жертву Богу в Пасхальную ночь… Там же предписано – «И костей его не сокрушайте» (12:46). Итак, Бог принял его душу, когда тело еще было не осквернено оружием язычников, оставалось «непорочным», как положено пасхальному агнцу, а что касается пролитой крови, она уподоблялась положенной крови жертвы на храмовом алтаре.
Но тогда почему, спрашивается, уже покойного пронзили копьем? Этот удар по ребрам разве не перечеркнул чистоту и непорочность агнца?
Хаим Коэн обратил внимание, что толкующая этот эпизод цитата из евангелиста Иоанна («воззрят на Того, Которого пронзили» (19:37) дана со ссылкой на книгу пророка Захарии (12:10). Но она… вырвана из контекста! А в контексте звучала так: «А на дом Давидов и на жителей Иерусалима изолью дух благодати и смирения, и они воззрят на него, которого пронзили, и будут рыдать о нем, как рыдают о единородном сыне, и будут скорбеть, как скорбят о первенце. В тот день подымется большой плач в Иерусалиме… и будет рыдать земля, каждое племя особо» (ibid, 12:10-12). То есть удар копьем вписался в пророчество!
И последняя, удивительная милость римлян – разрешение на погребение его тела. Римский закон запрещал погребение казненных, и специальные часовые следили за исполнением правила, предотвращая попытки родственников предать земле тела близких. Тем не менее, иногда разрешение на погребение, вопреки закону, выдавалось: в Риме эта милость считалась прерогативой императора, в провинции – его наместника. К Пилату пришел член Синедриона Иосиф из Аримафеи (буквально – «с плоскогорья») и просил отдать тело покойного учителя для погребения. Аргументом было то, что по еврейскому закону Йешуа требовалось хоронить до наступления ночи. Вряд ли еврейский закон имел для Пилата значение – но и здесь он уступил просьбе евреев.
Коэн видит в этом еще одно доказательства того тезиса, что Йешуа не был осужден синедрионом: ибо по еврейскому закону, лица, осужденные Верховным судом на смерть, всегда хоронились отдельно от остальных – на особых, «судейских кладбищах». Тела эти хоронили власти, а не частные лица, и по преступникам запрещалось держать траур. То, что Иосиф похоронил Йешуа у себя на участке, доказывает: по еврейскому закону он не считался (не был) преступником. Факт, что он был казнен римлянами, давал ему право на традиционное погребение по всем еврейским обычаям.
Его мать и Мария Магдалина оплакивали его, и до прихода субботы были приготовлена благовония и масти, его обвили пеленами, купленными тем же Иосифом – словом, он был погребен, «как обычно погребают евреи» (Ин, 19:48)